— О'кей, дорогуша, уже двенадцать.
Вслед за семинаром надвинулись две решающие недели лекций накануне экзаменов, после которых курсантам предстояла практика во флоте и в корпусе морской пехоты. Кампус затих, так как курсанты ненадолго разъехались по домам перед выходом в море. Райан все последние дни был очень занят, утонув в груде бумаг, — теперь ни Академия, ни ЦРУ не были в восторге от него. Попытку служить двум хозяевам сразу трудно было назвать во всех смыслах успешной. И та и другая работы в некотором смысле страдали от его раздвоенности, и он понимал, что ему надо остановиться на чём-то одном, но все оттягивал момент, когда надо будет принять окончательное решение.
— Привет, Джек, — вошёл к, нему в кабинет Робби.
— Садись, Робби. Как с полётами?
— Жалоб нет. Я снова на коне, — сказал он, усаживаясь. — Вот бы тебе слетать разок со мной… Я опять в форме. На прошлой неделе я схлестнулся с одним парнем в воздухе… Ну, знаешь, — военная игра. Да, испортил я ему тот денёк. Чудесно было, — он осклабился в широкой усмешке, словно лев, оглядывающий стадо искалеченных антилоп.
— Когда уезжаешь?
— Вернуться на службу мне надо пятого августа. Так что, думаю, первого отваливаю.
— Не раньше чем вы с Сисси придёте к нам на обед, — Джек пролистал календарь. — Тринадцатого, это пятница. В семь. Идёт?
— Есть, сэр.
— А чем Сисси будет заниматься в Норфолке?
— Там есть небольшой симфонический оркестр. Она будет с ним играть. Ну и ещё будет преподавать.
— А чего вы не заведёте ребёнка?
— Кэти уже говорила об этом с Сисси. Мы подумываем об этом, но… У Сисси было много разочарований в этой связи, ты знаешь…
— Хочешь, чтобы Кэти потолковала с ней об этом поподробней?
Робби на секунду задумался.
— Да, Кэти знает, как потолковать. О'кей. А как она справляется?
— Сильно переживает по поводу фигуры, — усмехнулся Джек. — Они все комплексуют, когда беременны, не понимая особой своей привлекательности в эти месяцы.
— Это точно, — согласился Робби, прикидывая, будет ли Сисси привлекательна с огромным-то животом.
— Между прочим, — сменил тему Джек, чувствуя, что задел больную струну, — что там с кораблями? Вся верфь ими забита…
— Там решили поменять сваи на морской базе. Месяца два займёт. Старые забарахлили. Обычная штука с этими правительственными субподрядчиками. Но ничего особенного. К началу следующего учебного года закончат. Меня-то это не колышет. К тому времени я уже буду что ни день парить на высоте двадцати пяти тысяч футов. А какие у тебя планы?
— В каком смысле?
— В смысле — останешься тут или переберёшься в Лэнгли?
Райан уставился в окно.
— Будь я проклят, если я знаю. У нас ребёнок на подходе, и ещё куча всяких проблем…
— Вы их ещё не разыскали?
Джек покачал головой.
— Одно время казалось, что что-то нащупали, но это не сработало. Эти парни — профессионалы, Робби.
— Дерьмо они! — вдруг взорвался Джексон. — Профессионалы не стреляют в детей. Когда они стреляют в солдата или в полицейского — о'кей, это я ещё могу понять… У солдата и полицейского есть оружие, они люди обученные. Так что они по-своему равны: на одной стороне неожиданность, на другой тренированность. Но охотиться за гражданскими?! Да они просто гангстеры, Джек. Может, они и умны, но уж никак не профессионалы!
Джек несогласно покачал головой. Робби был не прав, но он не находил слов, чтобы переубедить его. Он жил в рамках воинского понятия о чести, где правило номер один гласило: не причини вреда беззащитному. Порой это случается непреднамеренно, и это очень плохо. Но уж умышленно наносить вред беззащитному — это трусость, достойная всяческого презрения. И виновные в этом заслуживают только смерти. Они вне закона.
— Они затеяли дьявольскую игру, Джек, — продолжал Робби. — Об этом даже песня есть — я её слышал как-то в день святого Патрика. «Мой идеал — герои. Стремясь им подражать, хочу я в игры патриотов тоже поиграть». Что-то в этом роде, — Джексон с отвращением покачал головой. — Война — не игра, а профессия. Они играют в свои маленькие игры и считают себя патриотами, убивая детей. Ублюдки! Джек, мы у себя в небе играем наши игры с русскими. Я не шибко-то люблю их, этих русских, но они знают своё дело. Мы знаем своё дело, они своё, и мы уважаем друг друга. Есть правила, и мы играем по правилам. Так оно и должно быть.
— Но мир не так-то прост, Робби, — спокойно сказал Джек.
— А я бы его упростил! — воскликнул Джексон, удивив Райана страстностью своего тона. — Ты скажи там этим, в ЦРУ: пусть найдут их, дадут команду, а я ударю по ним.
— Ладно… Но сначала, — улыбнулся Джек, — не забудь про обед у нас дома.
— О'кей. При парадной форме?
— Робби, ты знаешь, что у нас всегда запросто…
— Я сказал им, чтобы приходили запросто, — сказал Джек.
— Правильно, — согласилась Кэти.
— Я так и знал, что ты согласишься. Ты при этом лунном свете прямо-таки излучаешь сияние какое-то…
— Я тебе не верю…
— Не шевелись. Сиди, как сидишь, — сказал он обнимая её.
— Я вовсе не чувствую себя привлекательной сейчас.
— Кэти, ты споришь со специалистом, — нарочно скучным голосом прогундосил Джек. — Я единственный человек в этом доме, который способен дать объективную оценку любого женского существа, живого или мёртвого, и я утверждаю, что ты прекрасна. Конец дискуссии.
Кэти была о себе иного мнения. Её живот был обезображен, груди вспухли и воспалились, щиколотки и ступни раздулись…