Секунду помолчав, Райан сказал:
— Мне надо найти этих мерзавцев, отец.
— Насколько вы продвинулись к тому, чтобы поймать их?
— Не то, чтобы очень… — сказал Джек и запнулся, сообразив, что нельзя было этого говорить. — Здорово вы меня…
— У меня этого и в голове не было, — искренне сказал Райан. — Мир стал бы лучше без этой публики. У них что-то не в порядке с мозгами. Трудно понять, как кому-то приходит в голову желание причинить боль ребёнку.
— Отец, их совсем не обязательно понимать. Важно знать, где и как их поймать.
— Это дело полиции и суда. На то у нас и законы, Джек, — сказал Райли, и в голосе его прозвучала укоризна.
Райан снова посмотрел на своё отражение в окне, как бы не узнавая себя.
— Вы, отец, хороший человек, но у вас никогда не было детей. Я, может быть, готов простить тех, кто покушается на меня, но на мою дочь — нет, никогда! Если я их найду… Черт, конечно, я не смогу!.. Но мне очень хотелось бы, — сказал он уже не столько Райли, сколько своему отражению в окне.
И в глазах отражения читалось согласие: «Да».
— Ненависть — плохое чувство. Она может ударить по вас самому, она может привести к перерождению вашей личности.
Райан отвернулся от окна — тот, кого он там увидел, странным образом беспокоил его.
— Не исключено, что это уже произошло, — сказал он.
Эта магнитофонная запись была особенно скучной. Оуинсу было не привыкать к чтению полицейских рапортов, протоколов допросов и — что было хуже всего документов разведслужбы, но эта магнитофонная запись была скучнее некуда.
Микрофон, установленный службой безопасности в магазине Кули, был очень чувствителен и фиксировал всякий шорох. А тут ещё Кули то и дело что-то мурлыкал себе под нос. Детектив, в чьи обязанности входило прослушивать запись ещё до подчистки её, дал своему начальнику послушать её в первозданном виде, чтобы продемонстрировать, каково ему приходится в этом мире какофонии.
Оуинс услышал, как звякнул дверной колокольчик, потом — скрип колёсиков кресла по полу. Одно колёсико, видать, ржавое, отметил Оуинс.
— Доброе утро, сэр! — послышался голос Кули.
— Доброе утро, — сказал покупатель. — Ну, как насчёт Марло? Вы решили?
— Да, решил.
— Так какова же цена?
Молчание. Эшли объяснил Оуинсу, что владелец магазина никогда не называл цены вслух — он протягивал покупателю карточку с соответствующей цифрой.
Наверное, подумал Оуинс, чтобы не вовлекаться в спор о цене.
— Это, знаете, довольно дорого, — послышался голос Уоткинса.
— Я мог бы запросить и больше, но вы — один из лучших наших клиентов, — ответил Кули.
Послышался вздох.
— Хорошо. Она стоит того.
Зашелестели банкноты.
— Скоро у нас, возможно, будет кое-что новенькое из одной коллекции в Керри, — сказал Кули.
— Вот как? — с интересом откликнулся Уоткинс. — Надо будет посмотреть.
— Само собой, сэр.
— В этот момент, — сказал Оуинс Эшли, — Уоткинс наклонился вперёд, и наш человек, наблюдавший за ними из ювелирного магазина, потерял его из виду.
— Возможно, он передал какое-то послание.
— Возможно, — согласился Оуинс и выключил магнитофон — прочее не представляло интереса.
— Во время последней поездки в Ирландию Кули не был в графстве Керри. Он был только в Корке. Навестил трех букинистов, провёл ночь в отеле и выпил несколько пинт пива в местной пивной, — сообщил Эшли.
— Пивная?
— Именно. В Лондоне он не пьёт, а в Ирландии — да.
— Он с кем-нибудь встречался там?
— Вот на это ответа нет. Наш человек держался вдали — ему было приказано не вызывать подозрений…
Эшли помолчал с минуту, припоминая, что именно насторожило его во время прослушиванья магнитофонной записи.
— Мне показалось, что Уоткинс расплатился за книгу наличными.
— Вы правы. И это довольно необычно. Как правило, он пользуется чеками и кредитными карточками. За исключением случаев, когда делает покупки в этом магазине. В его банк чеки из этого магазина никогда не поступали. Временами он берет в банке Довольно значительные суммы наличными. Но совпадают ли они с его покупками в этом магазине или нет, сказать невозможно.
— Очень странно, — задумчиво сказал Эшли.
— Может, потому, что на чеках ставится дата? — предположил Оуинс.
— Возможно.
У Эшли за спиной было множество дел такого рода, и он знал, что на все вопросы ответы получить невозможно. Какие-то подробности так и остаются неразгаданными.
— Вчера я ещё раз просмотрел послужной список Джеффа, — сказал он. — Вы знаете, что когда он был в Ирландии, в его взводе погибли четыре человека?
— Что? Похоже, мы не зря им интересуемся!
— У меня это тоже мелькнуло, — поддакнул Эшли. — Наш человек в Германии порасспросил одного из сослуживцев Уоткинса. У него был взвод в том же полку, а сейчас он подполковник. Он рассказал, что Джефф гибель своих солдат принял очень близко к сердцу, что он всё время кричал, что им тут нечего делать в Ирландии, что они занимаются тут не солдатским делом и потому напрасно теряют людей. Не правда ли, все это придаёт делу несколько другой поворот?
— Очередной лейтенант со своим пониманием, как решить ирландскую проблему, — презрительно фыркнул Оуинс.
— Именно. Надо уйти, и пусть эти чёртовы ирландцы сами разбираются со своими делами. В армии, как вы знаете, многие так думают.
Оуинс знал, что так некоторые думают не только в армии, но и во всей Англии.
— И всё же это ещё не может рассматриваться как мотив, — сказал он.